Боги богов - Страница 99

— Я верил тебе, Муугу, — сказал Марат. — Ты был моим лучшим воином. Я знал, что ты не умер в горах.

— Я хотел, — глухо, как бы через силу ответил генерал. — Очень хотел. Моя жена умерла, и мои дети умерли. Те, с кем я бежал из Города, лишились сил и не могли идти. Я видел, как их настигли, одного за другим, и увели в Город. Я знаю, что их убили. Я остался один и тоже хотел умереть. Я спросил Мать Матерей и ее Дочерей и ждал ответа. И услышал. Они сказали: не теперь. Они кинули ветки в небесный костер, и я согрелся в его лучах. Я спросил себя: зачем погибли все, а я не погиб? Зачем я нужен Матери Матерей и ее Дочерям? Что есть такое, чего не умеет другой, а я умею? И я понял, что умею убивать. Есть много мужчин, умеющих убивать, хороших охотников, первых топоров, но я убиваю быстрее и лучше других…

Тьма в доме поредела, за стенами начинался рассвет, теперь Марат мог рассмотреть силуэты обоих визитеров. Генерал был очень худ, стоял в напряженной позе, но клинок держал в опущенной руке. Ахо тоже вооружилась, и кинжал ее был больше и тяжелее, чем нож Муугу, совсем узкий от частой заточки — но если бы Марат сейчас напал, старуха вряд ли смогла бы ударить. Впрочем, он не собирался нападать, и Ахо это знала.

— Я должен убить его, — тихо продолжил маленький генерал. — Так решила Мать Матерей и ее Дочери. За этим я оставлен жить.

— Ты не сможешь, — сказал Марат.

— Муугу не знает, сможет или не сможет, — произнесла Ахо. — Муугу знает, что должен. Еще Муугу знает, что ты тоже хочешь убить своего Отца.

Марат помедлил, еще раз всмотрелся в редеющую с каждой секундой тьму и сказал себе, что на Золотой Планете у него сейчас нет других единомышленников. Только эти двое. Изможденный охотник и горбатая старуха.

Медленно встал, посмотрел сверху вниз и сказал:

— Он мне не отец. Он мне даже не друг. Он такой же бродяга, как и сам я. Бывает, что двое бродяг подходят к становищу с разных сторон, и тогда люди думают, что оба пришли вместе. Так же и мы: пришли вместе, но с разных сторон.

Они не удивились. Маленький генерал только дернул плечом. И сразу спросил:

— Почему ты не убил его раньше?

— Он сильнее меня. Чтобы убить его, нужно много воинов и большая хитрость. И даже если я буду очень хитрым и воины мои будут очень хитрыми — он всё равно будет хитрее нас.

Ночная свежесть быстро уходила. В доме запахло цветами.

— Тогда, — сказала Ахо Марату, — ты должен спросить Мать Матерей. Как спросил он, — старуха показала пальцем на генерала. — Пойдем со мной.

Не глядя, протянула Муугу свой меч и пошла к выходу.

Марат посмотрел в бешеные глаза маленького генерала и сказал:

— Когда я шел сюда через горы, за мной следили два воина. Потом я нашел их убитыми. Это ты их убил?

Муугу оскалился.

— Их послал… тот, который велит звать себя Отцом. Перед смертью они всё рассказали. Он… Тот, который велит называть себя Отцом… Велел смотреть за тобой днем и ночью. И всё запоминать. Он не верит тебе. Он боится тебя. И это хорошо.

— Нет, Муугу, — ответил Марат. — Если один боится другого, это не может быть хорошо.

Тощий дикарь нахмурился, обдумывая сказанное, и Марат разозлился на себя. Уже ведь ясно было обоим — и аборигену, и пришельцу, — что время умных фраз прошло. А что может быть глупее умной фразы, сказанной не вовремя?

Засов с двери был снят неизвестным Марату способом; может быть, старуха и ее соплеменник так сильно верили в своих примитивных богинь, Матерей и Дочерей, что богини, невзирая на всю свою примитивность, сумели спуститься с небес и лично открыть проход во дворец.

Городище спало. Следуя за маленькой старухой, Марат прошел мимо выжженных и вытоптанных полян, где еще вчера стояли хижины племени шгоро-шгоро. Теперь от построек остались только глинобитные стены, кровли же, сделанные из шкур и костей, аборигены забрали с собой.

У входа в чувствилище горел чахлый костерок, рядом с ним сидела девочка примерно пяти лет; она дремала, обхватив руками колени и положив на них голову. Ахо присела, взяла несколько веток, подбросила в огонь. Девочка тут же проснулась, подняла лицо.

Марат уже много раз видел дочь Ахо, но сейчас, как и раньше, вздрогнул и непроизвольно улыбнулся. Сходство было невероятным.

Он не спрашивал, кто отец, — хватило ума. Здесь царил матриархат, суровый, как вся их жизнь; решив родить потомство, главная женщина племени могла выбрать себе любого мужчину. Судя по возрасту ребенка, Ахо родила примерно через год после ухода Марата. А сильные ключицы и богатые круглые плечи намекали на хорошие стати родителя. Впрочем, мысленно усмехнулся Марат, о чем это я? Конечно, она легла только с самым гибким сильным.

Год ждала. По моим биологическим часам — четыре года. Способна ли девушка из моего мира в расцвете молодости устроить себе четырехлетний целибат? Наверное, чувства дикарей действительно сильнее, чем у нас, гомо сапиенсов, облагороженных культурой. А теперь — обратная сторона: от любви Ахо, когда-то почти бешеной, настоящей первобытной любви, совсем ничего не осталось. Я не любил ее, не сумел полюбить, забавлялся, как с игрушкой. Что может быть пошлее и бессмысленнее, чем влюбиться в дикарку? О чем, например, с ней говорить в перерывах между соитиями? А сейчас во мне, постаревшем на девять лет, много больше любви, чем в ней, постаревшей на целую жизнь…

Ладно, поздно.

Слишком, слишком поздно ты решил взвешивать и считать их страсти. Девять лет разорял этот пахнущий конфетами муравейник, не переживая насчет чужих страстей, а как сунули нож к горлу — сразу озаботился.