Боги богов - Страница 104

104

Но и я тоже сошел с ума. Давно, уже два с лишним года. Еще неизвестно, кто из нас более безумен. Я тоже любил. А он задушил ту, которую я любил, одной рукой, деловито, между делом. Сдавливал пальцы, а думал о чем-то своем. О черных бананах с каплей желчи иглозубой лягушки. О носорогах, о рабах, о свадебном алтаре.

За спиной раздался тихий, на пороге слышимости, вздох. Не глядя, Марат выбросил руку назад, схватил, сжал, рванул.

— Владыка… — просипел Митрополит. — Не убивай…

Марат потащил его назад, в туннель, поднял в воздух, прижал к стене, посмотрел в глубокие прозрачные глаза, ничего не увидел там, даже страха не увидел, только готовность умереть, а она, как известно, не имеет со страхом ничего общего.

— Говори, — шепотом сказал Марат. — Говори всё, что знаешь.

Не имея возможности повернуть голову, дикарь скосил глаза вправо и влево, несколько раз моргнул, выдавил:

— Она… Пришла. Двадцать два дня назад.

— Кто?

— Мать Матерей.

Марат сильнее сжал пальцы.

— Кто??

— Мать Матерей. Она пришла и явила свой гнев. Ее никто не видел, но все знали, что она пришла. Она говорила с Великим Отцом. Потом она сделала так, что жрецы забыли молитвы. Я тоже забыл. Потом она осталась во дворце, и все ушли.

— Где она сейчас?

Митрополит опять попытался посмотреть по сторонам. Обильный пот стекал по его скулам, и горло стало выскальзывать из пальцев Марата.

— Везде, — беззвучно ответил он.

— Где Отец?

— В своих покоях. Он ждет тебя. Я тоже ждал тебя. Я знал, что ты придешь. Ты спасешь всех нас… И снова научишь священным словам…

Марат отшвырнул дикаря и бросился назад. Пробежал мимо трупа, с разгона — на ходу разворачиваясь боком — врезался в дверь; она была не только сделана из дерева зух, но и обтянута кожей тюленя и с внутренней стороны, как он помнил, удерживалась двумя медными засовами.

Дрогнули кривые стены.

Великий вор сидел на постели в обычном виде — нагишом — и плавными движениями зажатого в пальцах костяного гребня расчесывал волосы.

Он поднял глаза, нахмурился, но не бросил своего занятия.

— Идиот, — спокойно сказал он. — Какого черта? Мог же постучать!

Марат прыгнул на середину комнаты, огляделся. Не забыл про верхние углы, про мертвую зону над входом. Выбежал в свою спальню, проверил, вернулся, осмотрел замурованный вход в капсулу. Всё оказалось в порядке, и даже блюдо с недоеденными плодами черной пальмы стояло на том же месте, где оставил его Хозяин Огня в ночь перед уходом на равнину. Только бананы совсем сгнили, и над ними кружили мелкие мошки.

Меж тем великий убийца отложил гребень, подтянул к себе деревянную, покрытую искусной резьбой миску с маслом, опустил два пальца, стал аккуратно втирать в кожу на груди.

— Верни дверь! — сварливо велел он. — Воняет.

Марат переложил меч из правой руки в левую.

— Это Нири. Она умерла.

Жилец кивнул.

— Я знаю.

— Знаешь? — крикнул Марат. — А что еще ты знаешь?

— Эй, эй! — властно произнес Жилец. — Не дави на меня! Я знаю всё. Кое-что изменилось, но ситуация под контролем. Покойницу надо похоронить, конечно. Скажи Митрополиту, пусть организует. И вообще, расслабься, Марат.

Бывший пилот и арестант выронил меч.

— Что ты сказал? Как ты меня назвал?

Жилец поднял глаза, ухмыльнулся:

— По имени.

Марат шагнул к нему, склонился, всмотрелся в зрачки, ища признаки болезни или наркотического опьянения, — ведь ясно же, что Великий Отец одержим реактивным психозом (что вполне объяснимо) или придумал некое новое снадобье и не рассчитал дозировку (тоже объяснимо).

И когда его компаньон по завоеванию Золотой Планеты сощурился и окатил его обычным своим презрением, Марат догадался. Не психоз, не перебор с кайфом, причина — третья, особенная, самая главная.

На затылок мягко надавило, черно-зеленые мухи закружились перед лицом, а вокруг уже сгущались из воздуха огромные длиннорукие фигуры, и воздух потрескивал, и хлынули запахи, забытые за девять лет, а существо, имевшее внешность Жильца, безучастно продолжило втирать в кожу благовонный жир, добываемый из длинных водорослей чихли, растущих только на большой глубине и цветущих только в дни, когда ежегодный Большой шторм уходит, взбаламутив всю прибрежную зону; а делать из сока чихли масло, дающее коже мягкость, а нервам — отдохновение, умеют только дочери кальмара, и каждый бродяга знает, что в их становище просить для мены следует не мясо кальмаров, слишком пресное и малопитательное, а именно масло чихли; но на затылок давило всё сильнее, и не было сил удержаться в этом простом, радужном и чистом мире, где так славно менять масло на плоды или бить носорога копьем в шею, а по праздникам заходить в чувствилище и мечтать о том, чтобы сбылось твое предназначение.

Девочка тихо запела и подбросила дровишек в Небесный Огонь.

Часть пятая

1.

— …Но вы тоже убийцы, — возразил Марат, повысив голос, впрочем, несильно, чтобы не разозлить собеседника и самому не разозлиться. — Зачем вы приказали зарезать жрецов?

Дознаватель сузил красивые зеленые глаза.

Запах его туалетной воды раздражал Марата, невозможная, противоестественная горечь.

— Не нервничай, — сурово посоветовал дознаватель. — Мы ничего никому не приказывали. К сожалению, наш аналитик плохо просчитал варианты. Это была инициатива Митрополита. Мы не ожидали, что он проявит такую смелость… Видишь ли… — дознаватель сделался еще более суровым и дернул щекой, — он убил всех, чтобы остаться единственным хранителем Канона. Он верил в тебя, Марат. В нового бога. Три дня назад мы стерли память ему и еще семерым старшим священникам. Однажды Митрополит проснулся и понял, что не помнит ни строчки. Но не испугался, наоборот, решил, что это его шанс… Он ликвидировал всех конкурентов и стал ждать тебя. Он надеялся, что ты вернешься и снова вложишь в его голову тексты молитв…

104